Проза

[Nick]

Здесь размещаются только собственные произведения.
--------------------------------

Подборка

[дождь]

Эт точно.Нескака раз перечитывал "миниатюру" Григория.

[Павук]

"Снилось мне..." гр. "Воскресенье" :-))

[Andrew]

Григорий

Все кроме последнего абзаца - так и есть!!!! Правду пишешь. Аж уезжать не хочу.... Ты прям мои выхи расписал. Сам бы так не смог.

[Злобный]

СОН

Огромный Боинг медленно выруливал свою белую тушу по направлению к взлётной полосе. Стюардесса уже разнесла обязательное в бизнес-классе предполётное шампанское, махая руками, объяснила пассажирам всё, что касается запасных выходов и спасательных жилетов. Сейчас она уже заученно улыбалась, сидя в своём персональном кресле лицом к салону самолёта.

Макс несколько глуповато улыбался в пространство, поглаживая как бы невзначай по голой коленке, сидевшую в соседнем кресле Ингу. Настроение было радостно-туповатым. Так бывает, когда всё хорошо, а предстоящее будущее видится совсем уж замечательным. Ожидает пятизвёздочный отель в Таиланде и 2 недели шикарного отдыха с шикарной девушкой. Денег полно, время есть, жизнь прекрасна и удивительна. А через пару часов можно будет осуществить то, о чём он с Ингой договорился заранее. Ну конечно! Секс на высоте многих тысяч метров, это же круто! Как это называется этот квази-клуб? «Высотники»? Да чёрт его знает, забыл. Неважно. Ну а пока немного хорошего виски…

Макс немного подремал в наушниках, безуспешно пытаясь сосредоточиться на фильме, транслировавшемся на небольшом экране, вмонтированном в кресло. Окончательно проснуться помогла Инга, начавшая мурлыкать в ухо и гладить в паху.

- Пора уже, пойдём! – она посмотрела по сторонам и кивнула в сторону туалетов.

В тот момент, когда они, хихикая, шли в направлении выхода из салона бизнес-класса, Боинг резко тряхнуло. Макс машинально попятился назад, опёрся спиной на ближайшее кресло, а Инга, охнув, упала к нему в руки. Затем самолёт тряхнуло ещё сильнее. Стюардессы мелкой рысью поспешили в нос к пилотской кабине, не забывая, тем не менее, заученно и натужно светить приклеенными улыбками по сторонам. Зажглось табло «ПРИСТЕГНИТЕ РЕМНИ».

Как только Макс с Ингой угнездились в своих креслах, началось что-то совсем из ряда вон. Боинг начало швырять вверх и вниз так, что виски в желудке стало совершать непонятные пируэты, явно стремясь выбраться наружу. О сексе, почему-то думать не хотелось, зато пришёл дикий страх. В иллюминаторе не было видно ничего кроме сполохов молний. Самолёт явно попал в центр грозы. В какой-то момент вроде бы всё успокоилось и Макс облегчённо глубоко вздохнул и сжал дрожащую ладонь Инги. Он только собрался было улыбнуться и сказать ей что-то ободряющее, как сильный удар потряс Боинг. Начал моргать свет, сверху свалились на голову кислородные маски. Стюардессы уже перестали улыбаться, а лишь бегали бестолково по салону. Макс почувствовал как его кишечник неумолимо ползёт вверх и понял, что неуправляемый Боинг несётся вниз к земле. Шум, гвалт и дикие крики доносились отовсюду. Макс понял, что и сам он орёт, до хруста сжимая ладонь Инги. На лбу выступил холодный пот и Макс отключился…


***

Макс вздрогнул всем телом и открыл глаза. Сердце бешено колотилось, и пульс наверняка зашкаливал за 120. Он перевернул влажную подушку сухой стороной наволочки кверху, выругался про себя и перевернулся на другой бок. Рядом, свернувшись практически в позу эмбриона, тихо спала жена…

Максим давно заметил за собой эту странность. Если ему снились какие-либо кошмары, то, проснувшись, он обязательно обнаруживал себя лежащим на правом боку. Стоило всего лишь перевернуться, как сны становились спокойно-нейтральными, или даже приятными. Такая вот ерунда: правый бок – кошмар, левый – полный порядок. Макс перелопатил в Интернете тучу информации на всяких медицинских и психологических сайтах. В принципе, этой странности даже находилось какое-то полунаучное объяснение. Что-то там связанное с деятельностью двух полушарий мозга. В дебри влезать не имело смысла, и Макс просто привык засыпать на левом боку. Ну, во сне то мы себя не можем контролировать, и ворочаемся в кровати. С этим ничего не поделать. А посему, каждый раз после очередного кошмара, Макс просто переворачивался на спасительный левый бок. Как и сейчас…


***

- Уан мо бир, плиз! – Макс, не поднимаясь из шезлонга потянулся, за лежащими рядом сигаретами. Узкоглазая тайская официантка (а может и официант, хрен их тут разберёт), улыбнувшись, кивнула и посеменила к пляжному бару. Макс закурил и посмотрел на лазурные воды моря. Инга как раз выходила из воды. Боже, что за фигура, что за тело!!! Макс самодовольно ухмыльнулся и сквозь очки посмотрел на нескольких находящихся поблизости мужчин. Те, кто в этот момент видели Ингу, застыли в невообразимых позах и открыли рты. Через пару секунд некоторые из них быстренько упали на песок животом вниз. А то! Там было от чего возбудиться…

- Какая чудесная вода! Зря ты не купаешься, - Инга медленно вытиралась белым махровым полотенцем с логотипом отеля, прекрасно осознавая, какие грешные мысли она сейчас привносит в умы загорающих поблизости лиц мужского пола.

- Попозже поплескаюсь, сейчас что-то не тянет. Коктейль выпьешь?

Солнце обжигало кожу, но как-то не слишком жестоко. И вообще, неделя, проведённая здесь, казалась подаренной скучной жизни частичкой рая. Вышколенный персонал отеля, который, как ни странно, неплохо понимал английский язык, угадывал все желания и выполнял любые прихоти. Тёплое море, белоснежный песок, холодное пиво и, конечно, Инга, которая здесь в Таиланде вытворяла в постели такое, что Макс уже и не знал чего можно бы ещё пожелать!

Допив пиво, он поставил пустой бокал на пластмассовый столик возле шезлонга, кряхтя, поднялся и неспешно пошёл к воде по раскалённому песку, инстинктивно поджимая пальцы на ногах. Когда Макс подошёл к кромке, то заметил что-то непонятное. Казалось, вода убегает от него, боится его приближения. Он тряхнул головой, прогоняя неизвестно откуда-то взявшуюся галлюцинацию, но видение не проходило. Море явно подалось назад, и это видел не только он. Некоторые удивлённые купальщики, ещё мгновения назад резвившиеся в невысоких волнах, обнаружили себя стоящими на мокром песке, который только что был дном.

Что-то заметалось в голове. Какая то мысль или воспоминание. Макс поморщился, пытаясь сосредоточиться. И тут его как будто окатили из ведра ледяной водой, тело мгновенно покрылось гусиной кожей. Он развернулся на 180 градусов и побежал. Цунами! Ну конечно! Сначала вода отходит назад, а потом придёт огромная волна, которая будет сметать всё на своём пути. Он схватил ничего не понимающую Ингу за руку, буквально выдернув её из шезлонга, и потащил за собой. Уже на бегу Макс услышал крики, доносящиеся справа и слева. Похоже, не он один знал приметы надвигающейся катастрофы…

Время либо остановилось, либо наоборот неслось скачками по непонятным законам. Они всё же успели отбежать подальше и повыше от пляжа, но недостаточно. Вода всё же сбила с ног и закрутила в диком водовороте. Какое-то время назад Ингу оторвало от него, и её испуганные глаза исчезли среди бурунов и обломков. Макс из последних сил пытался удержаться на плаву и крутил головой в попытках найти что-либо статичное, за что можно было бы ухватиться.

Какое-то бревно сильно ударило в спину, и он, захлёбываясь водой и криком влетел под лестницу непонятного строения. Сверху что-то навалилось, и голова оказалось плотно прижатой правой щекой к мраморным плитам. Животный страх пролез в каждую клеточку тела. «Сейчас захлебнусь!» Стоп! Ведь это сон, только кошмарный сон, и он лежит на правом боку! Надо всего лишь перевернуться! Макс дёрнулся и сразу же почувствовал колющую боль под мочкой левого уха. Какая то арматурина впилась в шею и не давала перекатиться. В это мгновение, когда Макс понял, что это конец, стало почему-то удивительно спокойно, и он безбоязненно провалился в никуда…

***


Алексей уже вторую неделю проходил стажировку. Это место, куда его направили, не слишком привлекало сокурсников, но он оказался здесь сознательно и был очень этому рад. Ещё бы, ведь это настоящая «Криминальная Патанатомия»! Именно здесь иногда раскрываются преступления, а не в кабинетах следователей. И руководитель нормальный. Пётр Степанович, лет шестидесяти от роду, был весьма интересной личностью. Он рассказывал много интересных и поучительных эпизодов из своей практики, а Алексей впитывал всё, как губка. Пока никаких преступлений раскрыть не удалось, но может сегодня будет что-нибудь интересное?!

Степанович пил чай, по-стариковски, вприкуску, мычал какую-то мелодию и делал записи в журнале.

- Здрасте, Пётр Степаныч! Как здоровье? – Алексей бросил сумку на стул и направился в направлении раздевалки. Старик что-то невнятно пробурчал с положительной интонацией и продолжал скрипеть ручкой. Алексей быстро переоделся и подошёл к нему.

- Ну как? Что-нибудь интересное есть?

- Да что у нас тут может быть интересного, хе-хе? – Степанович допил чай и облизнулся. – Жмурики, они и есть жмурики. Песен не поют, танцы не танцуют…

- А там кто? – Алексей кивнул в сторону операционного стола вдалеке, на котором лежало накрытое с головой простынью тело.

- Да... Ерунда… Обычный разрыв сердца, смерть во сне, - и Пётр Степанович безразлично махнул рукой.

- Во как! А чего ж его к нам привезли? – удивился стажёр.

- Вечно им мерещится чего-то! – разозлился врач. – Нашли у него порез под ухом, навроде укола… И ножик подходящий дома обнаружили.

- Ну и что?

- Да ничего! Порез, как порез, как будто ножом острым кто-то кожу проткнул…

- А может это…

- Что «это»?! – Степанович презрительно скривился. – Спал дома, с женой. Утром не проснулся…

- Так, а может это жена его!? – Алексей засуетился.

- Что «может»? – он опять махнул рукой. – Причина смерти ясна – разрыв сердца. Такой маленький порез к летальному исходу привести не мог, там и крови то практически не было… А когда, где и чем он укололся – нас не касается и касаться не должно… Сходи-ка, Лёша, ещё чайничек поставь. Жажда у меня что-то…
(с) Злобный

[Турист]

Витя, жесть! Я и не подозревал, что у тебя есть такие таланты.

По сути верно написано. Только расслабишься, как сразу получаешь гаечным ключом по загривку. :)

Продолжение будет?

[Andrew]

мдааа Вите.... Впечатлен.
Есче пишы.

[Злобный]

Олег, спасибо! ))) В этом случае продолжения видимо и не надо... Вообще мало сейчас пишу. Если что наваяю - выложу!

Эндрю, спасип! Будем стараццо!

[Турист]

Злобному

Витя, приглашаю в соАФТОРЫ. На половину ставки гонорара. Я пишу про рыбалку, ты про эротическую составляющую. Отправляем в "Советскую Белоруссию" или в "Республику". Оторвут с руками. :)

[Злобный]

Олег, не вопрос!!!
Только вот места для публикации несколько смущают! ;)

[Ihar]

Обмен.

Прошло время песен и веселья. В душе Серёги поселилось непроходящая хандра, и воля начала сдавать свои позиции под могильным прессом уныния. Не то, чтобы всё так было плохо. И жена умница, делает вид, что ничего не замечает, правда, по дому не хлопочет, как прежде, да и сама редко моется. И дети не лоботрясы, грех жаловаться, правда, дочка виски сбрила, а сынуля иногда по-матерному ему отвечает. На работе тоже, вроде, всё пучком, правда, босс сволочь редкостная, коллеги по большей части стукачи и бездельники, да и денег впритык.
Плохо стало не враз и не вчера. Как выпивка или сигареты со временем перестают приносить облегчение и становятся составляющей приметой неудачи, так и каждый новый день Серёги перестал быть новым, а лишь с новой силой душил своим пепельным запахом.
Поделиться особо было не с кем. Серёга и сформулировать-то свои переживания не мог. Сосёт под ложечкой, стреляет в ухе, ломит в коленях, давит за грудиной, крутит руки, режет в животе, зудит в заднице – всему, что касается организма, народ придумал точные и яркие словесные соответствия. В Серёгином случае описание не шло далее протяжных «ну-у» и «как бы-ы». Собравшись с духом и запрятав подальше полудетскую боязнь на счёт врачей, он в один из дней отправился к психотерапевту. Понуро высидев часовую очередь из одного человека (зачем этот дурацкий талончик?), он вошёл за мерзко скрипнувшую дверь и вышел оттуда через пять минут. У доктора были слезящиеся глаза, белые брюки и коричневое пятно на правой штанине. Сергей вежливо сослался на то, что его тошнит от вида коричневого на белом, и ретировался, не дождавшись главного вопроса, а бил ли его в детстве папа. Как-то он предпринял ещё одну попытку визита к другому доктору, но почувствовал, что можно простудиться, когда тот начал с него, как с капусты снимать листочки, добираясь до кочерыжки. А, может, просто из форточки дуло. Под не менее благовидным предлогом встреча закончилась на полуслове.
Так бы и катился Серёга в тартарары, если бы однажды в бесплатной рекламной газете не увидел нескромного объявления:
"Ремонт мобильных телефонов,
Починка барахлящих душ,
Разгон в коллаэдре протонов
И забивание баклуш.
Дорого. Телефон…."
Идиоты - подумал Серёга, которого долгие годы работы в отделе маркетинга научили ненавидеть рекламу, а особенно, всякие нестандартные финты. Но рука потянулась к мобильнику. Трубка ответила хриплым мужским голосом: «Если вы позвонили по этому объявлению, то нам есть о чём поговорить. Приходите»,- и армстронг продиктовал адрес, даже не назвав времени. Серёга оторвал телефон от уха и зачем-то долго на него смотрел, прежде, чем положить обратно в карман. Назавтра он отпросился у шефа на часок перед обедом.
«Райончик ещё тот,- мелькнула мысль.- Припёрся дурак, лучше б пивка засадил в баре около офиса». Серёга открыл подъездную дверь и вошёл в пахнущий мочой полумрак. Его тут же кто-то мягко ухватил за рукав, направляя поступь между собачьими какашками, и заскрипел знакомым голосом: «А знаете, молодой человек, вчера я ввинтил семнадцатую лампочку, а сегодня её разбили, никаких моих гонораров не хватит». «На мне не разживёшься», - подумал Серёга и было уже собрался сослаться на проверенный вариант с тошнотой, чтобы соскочить с наклёвывающегося кидалова. Но какая-то интрига всей этой чернушной бодяги заставила погодить с бегством. Тем более, хриплый товарищ вполне мог предложить блевать прямо здесь.
В квартире было, на удивление, светло и чисто. И почти пусто. В комнате, куда подтолкнул Серёгу провожатый, стоял письменный стол с компьютером, а у стены стеллаж с множеством папок, как в бухгалтерии. Хозяин кабинета оказался на поверку щуплым старичком, напоминающим доброго бронзового дядюшку Калинина с площади Калинина. Только без пенсне и с сигаретой. «Соломон Гаврилович», - представился хозяин, взял из-за стола стул, поставив его в центре комнаты, и предложил Серёге присесть. Сам же опёрся на край стола и долгим внимательным взглядом смерил гостя, остановив его на Серёгиных глазах. «Кхе-кхе», - пауза затянулась, и пациенту не терпелось внести ясность. Но старик не торопился ни задавать вопросы, ни сам о чём-либо рассказывать. «Я тут прочёл…», начал было Серёга. «Да-да, я всё вижу. Услуга стоит две тысячи пятьсот долларов. Обмен устойчивыми полями между двумя объектами. Вы уйдёте отсюда молодым. И я не буду пытать вас про вашего папу. Ведь вам этого не хотелось бы?» Серёга ухмыльнулся и решил включиться в игру: «Продолжайте». «Но, Сергей Иванович, - Серёга вздрогнул,- дело это не совсем законное. Точнее, закон под него ещё не написан. Поэтому, во-первых, решать вам, а, во-вторых, я хотел бы удостовериться в том, что впоследствии вы не будете делать моему методу ненужной рекламы». Серёга кивнул – то ли демонстрируя согласие, то ли предлагая поведать подробности. «Видите ли, молодой человек, у меня перебои с исходным материалом, поэтому и развернуться сложно, и цена соответствующая».
Серёга окинул комнату взглядом в поисках скрытой камеры, так как киношность сцены походила на стандартные розыгрыши, и в какой-то момент можно было ожидать, что из-за соседней двери выскочит ухохатывающаяся группа с воплями «smile, you-re on candid camera!». Но лекарь подошёл к этой двери, открыл её и позвал гостя за собой: «Вы, Сергей Иванович, вольны поинтересоваться, почему, при неоднозначной оценке моих работ законом, я так открыт. Дело в том, что все мои клиенты почувствовали ценность метода, они мои союзники, и вы им станете. За десять лет свыше трёхсот человек излечилось, и моя практика жива». В соседнем помещении оказалась масса всевозможных приборов, провода, кушетка на колёсиках посередине, шкафчики с медикаментами. На одной из этажерок была наклейка «анафилактический шок». Серёгу заинтриговало следующее: на кушетке лежали браслеты на запястья и обруч для головы, провода от них скручивались в жгут, и эта шина через компьютер и какой-то осциллограф тянулась в соседнюю, третью комнату, дверь в которую была прикрыта. Эта садо-мазо обстановочка явно не добавляла решимости Серёге. Настало время покинуть сумасшедшего старика с его электрическим стулом: «Видите ли, у меня нет требуемых денег ни с собой, ни в принципе». «Я не тороплюсь, - ответил Гаврилыч, - вы их принесёте, и, поняв, что деньги – малая плата за то, что получили,- принесёте с удовольствием. Ах да! Через три года понадобиться ещё одна прививка, а без неё ваша психика деградирует на прежний уровень». «Наркота, что ли?», - но Серёге отчего-то стало на всё наплевать, и авантюрным пофигизм одолел вялые роптания. Хоть что-то происходило в жизни не так, как обычно. Не отдавая себе отчёт, насколько всё может оказаться опасным, он сел на кушетку, и доктор пристроил на его запястья и голову весь свой фетишистский набор. Доктор открыл дверцу шкафчика и протянул ему стакан жидкости. «Не бойтесь, после процедуры небольшая гипотония и слабость, а это несколько взбодрит». Направляясь к двери в третье помещение, куда тянулись провода, Гаврилыч бросил «ложитесь». Но Серега помедлил, и, когда дверь открылась, он успел заметить ребёнка с такими же браслетами, сидящего на коленях у хмурой женщины с коричневым лицом. «Сейчас прикончат меня и съедят, точно. Стоило городить весь этот концерт с «починкой барахлящих душ», приборами, проводами?»
Серёга улёгся на кушетку и с ухмылкой вспомнил, что занял у скотины Сидорова сотку, и теперь отдавать не придётся.
Из-за соседней двери доносился приглушённый разговор, как будто взрослый увещевал ребёнка, слов разобрать было невозможно. Через минут пять всё стихло, старик вернулся к Серёге. «Вы в порядке?- И, не дождавшись ответа, щёлкнул тумблером, - Ну, поехали!»

Серёга провалился в сон. Перед глазами поплыли липкие картинки в грязно-коричневых тонах, которые он видел каждую ночь. Рожи босса и сослуживцев, проткнутые нитями графиков и сетками табелей, и прочая гниль. «Бля, кинул старик»,- сквозь пелену сна мелькнула мысль, и Серёга провалился глубже, глубже, очень глубоко. Исчезло всё. Только темнота, спокойствие и отдохновение. Неужели, так ещё бывает? В волшебной глубине появлялись забытые образы молодой мамы, солнечного луча в окне, золотистой листвы, шуршащей под детскими ботинками. Серёге стало тепло и уютно. «Не будите меня».

Ватка резко пахнула нашатырём, и сон улетучился. Серёга выспался, как не высыпался уже лет пять. А прошло-то минут пятнадцать. Только голова немного кружилась. Гаврилыч помог ему приподняться: «Посидите чуток, восстановитесь, пообвыкнитесь с возрастом». После этих слов Серёга даже в зеркало глянул мельком, нет, то же слегка одутловатое лицо сорокапятилетнего мужчины. Но что-то произошло: Серёга чувствовал себя отлично. Он вопросительно взглянул на доктора, мол, чего дальше-то, но тот только сказал: «Я вас больше не держу. Как-нибудь позвоните».

Серёга вышел. Хотелось всего и сразу. Лавочка. Посидеть, угомонить прыгающее сердце. Легко дышится, и хочется дышать, не обращая внимания на висящий в воздухе смог. Хорошо. Небо. По нему бегут такие же серые, ссущие дождём тучи, но чудно, это не досаждает. Город серый, но яркий. Серёга, как пружина, подлетел с лавочки и выпрыгнул к веткам каштана, раскинувшимся над головой. Сорвал колючий плод, всмотрелся в него, и вернулось всё, что растерял.
Серёга обернулся на подъездную дверь, оттуда появились плачущий мальчуган с коричневой женщиной. Поодаль их и вырученные ими деньги ждали ещё два коричневых пообносившихся типа - понятно, зачем. Провожая паренька взглядом, Серёга прислушался к себе, нет ли угрызений по поводу состоявшегося грабительского обмена. Совесть покоилась, как и все прочие тревоги. Серёга вскинул взор вверх, отыскал окно, приветственно помахал рукой доктору и пошёл бодрым шагом через дорогу к остановке такси. Как беспечный мальчишка, не взглянул налево.
Грузовик начал тормозить уже после того, как Серёга побывал под передними, а потом и под задними колёсами. Доктор посмотрел сверху на то, что ещё минуту назад было счастливым человеком, и с досадой стукнул кулаком по подоконнику. Два с половиной косаря коту под хвост. Да и с исходным материалом проблемы.

[Stoubur]

Ihar

Рискну предложить Вам, убрать последний абзац и поработать над продолжением. Завязка хорошая, но блиц развязка....
Требую продолжения.:D

[Мантурово]

Может не в эту ветку, но вещь сильная.
Как будто в собственное прошлое попал

1.

В поезде пили всю ночь.
Десять человек москвичей - два плацкартных купе.
На боковых местах с нами ехали две бабки. Морщинистые и улыбчивые. Возвращались домой из Сергиева Посада. Угощали нас яблоками и варёными яйцами. Беспрестанно блюющего Серёгу Цаплина называли “касатиком”. В Нижнем Волочке они вышли, подарив нам три рубля и бумажную иконку. Мы добавили ещё, и Вова Чурюкин отправился к проводнику.
Толстомордый гад заломил за бутылку четвертной.
Матюгаясь, скинулись до сотки, взяли четыре. Всё равно деньгам пропадать.
Закусывали подаренными бабками яблоками. Домашние припасы мы сожрали или обменяли на водку ещё в Москве, на Угрешке.

Пить начали вечером, пряча стаканы от нашего “покупателя” - белобрысого лейтенанта по фамилии Цейс. Цейс был из поволжских немцев, и в военной форме выглядел стопроцентным фрицем. Вэвээсные крылышки на тулье его фуражки напоминали фашистского орла.
Лейтенант дремал в соседнем купе.
К нам он не лез, лишь попросил доехать без приключений. Выпил предложенные сто грамм и ушёл.
Нам он начинал даже нравиться.

Вагон – старый, грязный и весь какой-то раздолбанный. Тусклая лампа у туалета.
Я пытаюсь разглядеть хоть что-нибудь за окном, но сколько ни вглядываюсь – темень одна. Туда, в эту темень, уносится моя прежняя жизнь. Оттуда же, в сполохах встречных поездов, надвигается новая.
Серёжа Патрушев передаёт мне стакан. Сам он не пьёт, домашний совсем паренёк. Уже заскучал по маме и бабушке.
- Тебе хорошо, - говорит мне. – У тебя хоть батя успел на вокзал заскочить, повидаться. Я ведь своим тоже с Угрешки позвонил, и поезда номер, и время сказал. Да не успели они, видать… А хотелось бы – в последний раз повидаться.
Качаю головой:
- На войну что ли собрался?.. На присягу приедут, повидаешься. Последний раз… Скажешь, тоже…

Водка тёплая, прыгает в горле. Закуски совсем не осталось.
Рассвело рано и потянулись за окном серые домики и нескончаемые бетонные заборы.
Зашевелились пассажиры, у туалета – толчея. Заглянул Цейс:
- Все живы? Отлично.

Поезд едва тащится.
Припёрся проводник, начал орать и тыкать пальцем в газету, которой мы прикрыли блевотину Цаплина. Ушлый, гад, такого не проведёшь.
Чурюкин посылает проводника так длинно и далеко, что тот действительно уходит.
Мы смеёмся. Кто-то откупоривает бутылку “Колокольчика” и по очереди мы отхлёбываем из неё, давясь приторно-сладкой дрянью. “Сушняк, бля! Пивка бы…” - произносит каждый из нас ритуальную фразу, передавая бутылку.
Состав лязгает, дёргается, снова лязгает и вдруг замирает.
Приехали.
Ленинград. Питер.

С Московского вокзала лейтенант Цейс отзвонился в часть.
Сонные и похмельные, мы угрюмой толпой спустились по ступенькам станции “Площадь Восстания”.
Озирались в метро, сравнивая с нашим.
Ленинградцы, уткнувшись в газеты и книжки, ехали по своим делам.
Мы ехали на два года.
Охранять их покой и сон.
Бля.

В Девяткино слегка оживились - Серёга Цаплин раздобыл где-то пива. По полбутылки на человека.
Расположившись в конце платформы, жадно заглатывали тёплую горькую влагу. Макс Холодков, здоровенный бугай-борец, учил пить пиво под сигарету “по-пролетарски”. Затяжка-глоток-выдох.
Лейтенант курил в сторонке, делая вид, что не видит.

Лучи июньского солнца гладили наши лохматые пока головы.
Напускная удаль ещё бродила в пьяных мозгах, но уже уползала из сердца. Повисали тяжкие паузы.
Неприятным холодом ныло за грудиной. Было впечатление, что сожрал пачку валидола.
Хорохорился лишь Криницын - коренастый и круглолицый паренёк, чем-то смахивавший на филина.
- Москвичей нигде не любят! - авторитетно заявил Криницын. - Все зачморить их пытаются. Мне пацаны служившие говорили - надо вместе всем держаться. Ну, типа мушкетёров, короче… Кого тронули - не :):):):):):), всем подниматься! В обиду не давать себя! Как поставишь себя с первого раза, пацаны говорили, так и будешь потом жить...

До Токсово добирались электричкой.
Нервно смеялись, с каждым километром всё меньше и меньше.
Курили в тамбуре до одурения. Пить уже никому не хотелось.

Там, на маленьком пустом вокзальчике, проторчали до вечера, ожидая партию из Клина и Подмосковья.
Не темнело непривычно долго - догорали белые ночи.
Под присмотром унтерштурмфюрера Цейса пили пиво в грязном буфете. Сдували пену на бетонный пол. Курили, как заведённые.
Сгребали последнюю мелочь. Чурюкин набрался наглости и попросил у Цейса червонец.
Тот нахмурился, подумал о чём-то и одолжил двадцатку.
Ближе к темноте к нам присоединились две галдящие оравы - прибыли, наконец, подмосковные и клинчане.
Пьяные в сиську. Некоторые уже бритые под ноль. С наколками на руках. Урки урками.
Два не совсем трезвых старлея пожали руку нашему немцу.
Урки оказались выпускниками фрязинского профтехучилища. Знали друг друга не первый год. Держались уверенно.
Верховодил ими некто Ситников - лобастый, курносый пацан с фигурой тяжеловеса. В каждой руке он держал по бутылке портвейна, отпивая поочерёдно то из одной, то из другой.
Ожидая автобус из части, мы быстро перезнакомились и скорешились.
Кто-то торопливо допивал водку прямо из горла.
Кто-то тяжко, в надрыв, блевал.
Измученные ожиданием, встретили прибывший наконец автобус радостными воплями.
В видавший виды “пазик” набились под завязку. Сидели друг у друга на коленях.
Лейтёхи ехали спереди. Переговаривались о чём-то с водилой – белобрысым ефрейтором. Тот скалил зубы и стрелял у них сигареты.
По обеим сторонам дороги темнели то ли сосны, то ли ели.
Изредка виднелись убогие домики. Мелькали диковинные названия - Гарболово, Васкелово, Лехтуси...
Карельский перешеек.

Приехали.
Лучами фар автобус упирается в решётчатые ворота со звёздами.
Из двери КПП выныривает чья-то тень.
В автобус втискивается огромный звероподобный солдат со штык-ножом на ремне. Осклабился, покивал молча, вылез и пошёл открывать ворота.
Все как-то приуныли.
Даже Криницын.

Несколько минут нас везут по какой-то тёмной и узкой дороге. Водила резко выворачивает вдруг руль и ударяет по тормозам. Автобус идёт юзом. Мы валимся на пол и друг на друга. Лейтенанты ржут и матерят водилу.
- Дембельский подарок! – кричит ефрейтор и открывает двери. – Добро пожаловать в карантин! Духи, вешайтесь! На выход!

Вот она – казарма. Тёмная, будто нежилая. Лишь где-то наверху слабо освещено несколько окон.
Мы бежим по гулкой лестнице на четвёртый этаж.
Длинное, полутёмное помещение. Пахнет хлоркой, хозяйственным мылом, и ещё чем-то приторным и незнакомым.
Цейс и другие лейтёхи куда-то пропали.
Мы стоим в одну шеренгу, мятые и бледные в свете дежурного освещения. Я и Холодков, как самые рослые, в начале шеренги.
Справа от нас - темнота спального помещения.
Там явно спят какие-то люди. Кто они, интересно…

Сержант - человек-гора. Метра под два ростом. Килограммов за сто весом. Голова - с телевизор “Рекорд”. Листы наших документов почти исчезают в его ладонях.
Сонными глазами он несколько минут рассматривает то нас, то документы.
Наконец, брезгливо кривится, заводит руки за спину. Из его рта, словно чугунные шары, выпадают слова:
- Меня. Зовут. Товарищ сержант. Фамилия - Рыцк.
Мы впечатлены.
Сержант Рыцк поворачивает голову в темноту с койками:
- Зуб! Вставай! Духов привезли!
С минуты там что-то возится и скрипит. Затем, растирая лицо руками, выходит тот, кого назвали Зубом.
По шеренге проносится шелест.
Зуб по званию на одну лычку младше Рыцка. И на голову его выше. Носатый и чернявый, Зуб как две капли воды похож на артиста, игравшего Григория Мелихова в “Тихом Доне”. Только в пропорции три к одному.
Мы с Холодковым переглядываемся.
- Если тут все такие... - шепчет Макс, но Рыцк обрывает:
- За :):):):)ёж в строю буду :):):):):).
Коротко и ясно. С суровой прямотой воина.
- Сумки, рюкзаки оставить на месте. С собой - мыло и бритва.
- А зубную пасту можно? - кажется, Патрушев.
- Можно Машку за ляжку! Мыло и бритва. Что стоим?
Побросали торбы на дощатый пол.
- Зуб, веди их на склад. Потом в баню.
- Нале-во!
- Понеслась манда по кочкам!- скалится кто-то из подмосковных и получает от Зуба увесистую оплеуху.

На складе рыжеусый прапорщик в огромной фуражке тычет пальцем в высокие кучи на полу:
- Тут портки, там кителя! Майки-трусы в углу! Головные уборы и портянки на скамье! За сапогами подходим ко мне, говорим размер, получаем, примеряем, радостно щеримся и отваливаем! Хули их по ночам привозят? - это он обращается уже к Зубу.
Тот пожимает плечами.

- Ни хера себе ты ласты отрастил! - рыжеусый роется в приторно воняющей куче новеньких сапог. - Где я тебе такие найду?!
У Макса Холодкова, несмотря на мощную комплекцию, всего лишь сорок пятый размер ноги. Он уже держит перед собой два кирзача со сплющенными от долгого лежания голенищами.
Я поуже Макса в плечах, но мой размер - сорок восьмой.
- На вот, сорок семь, померяй! - отрывается от кучи вещевик. - Чегой-то он борзый такой? - обращается он к Зубу, видя, как я отрицательно мотаю головой.
Младший сержант Зуб скалит белые зубы:
- Сапоги, как жену, выбирать с умом надо. Тщательно. Жену - по душе, сапоги - по ноге. Абы какие взял - ноги потерял!.. Ваши слова, товарищ прапорщик?
Рыжеусый усмехается. Нагибается к куче.
Связанные за брезентовые ушки парами сапоги перекидываются в дальний угол.
Все ждут.

Наконец нужный размер найден. Все, даже Зуб, с любопытством столпились вокруг и вертят в руках тупоносых, угрожающе огромных монстров.
- Товарищ младший сержант, а у вас какой? - спрашивает кто-то Зуба.
- Сорок шесть, - Зуб цокает языком, разглядывая мои кирзачи. Протягивает мне:
- Зато лыжи не нужны!
Кто-то угодливо смеётся.
“Как я буду в них ходить?!” - я взвешиваю кирзачи в руке.
Вовка Чурюкин забирает один сапог и подносит подошву к лицу.
- Нехуёво таким по еблу получить, - печально делает вывод земляк и возвращает мне обувку.

Со склада, с ворохом одежды в руках, идём вслед за Зубом по погружённой в какую-то серую темноту части.
Ночь тёплая. Звёзд совсем немного – видны только самые крупные. Небо всё же светлее, чем дома.
Справа от нас длинные корпуса казарм.
Окна темны. Некоторые из них распахнуты, и именно из них до нас доносится негромкое:
- Дуу-у-ухи-и! Вешайте-е-есь!


2.

Баня.
Вернее, предбанник.
Вдоль стен - узкие деревянные скамьи. Над ними металлические рогульки вешалок. В центре - два табурета. Кафельный пол, в буро-жёлтый ромбик. Высоко, у самого потолка, два длинных и узких окна.
Хлопает дверь.
Входит знакомый рыжий прапорщик и с ним два голых по пояс солдата. Лица солдат мятые и опухшие. У одного под грудью татуировка - группа крови. В руках солдаты держат ручные машинки для стрижки.
- Всё с себя скидаем и к парикмахеру! - командует прапорщик. – Вещи, кто какие домой отправить желает, отдельно складывать. Остальное - в центр.
На нас такая рванина, что и жалеть нечего. Куча быстро растёт. Но кое-кто - Криницын и ещё несколько - аккуратно сворачивают одежду и складывают к ногам. Спортивные костюмы, джинсы, кроссовки на некоторых хоть и ношеные, но выглядят прилично.
Банщики лениво наблюдают.

Голые, мы толчёмся на неожиданно холодном полу и перешучиваемся.
Клочьями волос покрыто уже всё вокруг.
Криницына банщик с татуировкой подстриг под Ленина - выбрил ему лоб и темечко, оставив на затылке венчик тёмных волос. Отошёл на шаг и повёл рукой, приглашая полюбоваться.
Всеобщий хохот.
И лицо Криницына. Злое-злое.

Обритые проходят к массивной двери в саму баню и исчезают в клубах пара.
Доходит очередь и до меня.
- Ты откуда? - разглядывая мою шевелюру, спрашивает банщик. Мне достался второй, поджарый, широкоскулый, с внешностью степного волка.
- Москва, - осторожно отвечаю я.
- У вас мода там, что ли, такая? Как с Москвы, так хэви-метал на голове!
Вжик-вжик-вжик-вжик...

Никакая не баня, конечно, а длинная душевая, кранов пятнадцать.
Какие-то уступы и выступы, выложенные белым кафелем. Позже узнал уже, что это столы для стирки.
Груда свинцового цвета овальных тазиков с двумя ручками - шайки.
Серые бруски мыла. Склизлые ошмётки мочалок.
Вода из кранов бьёт - почти кипяток.
Из-за пара невидно ничего дальше протянутой руки.

Развлечение - голые и лысые, в облаках пара, не можем друг друга узнать.
Ко мне подходит какое-то чудище с шишковатым черепом:
- Ты, что ль?
Это же Вовка Чурюкин!
- По росту тебя узнал!
- А я по голосу тебя!
Надо будет глянуть на себя в зеркало. Или не стоит?

Выходим в предбанник весёлые, распаренные.
Вещей наших уже нет.
Зуб сидит на скамейке и курит. Банщик - Степной волк - подметает пол. У его совка скапливается целая мохнатая гора.
Татуированного и прапорщика не видно.
Мы разбираем форму.
Поверх наших хэбэшек кем-то положены два зелёных пропеллера для петлиц и колючая красная звёздочка на пилотку.
- А мои вещи?!
Криницын смотрит то на Зуба, то на Степного волка.
Зуб пожимает плечами.
Степной волк прекращает подметать и нехорошо улыбается:
- А уже домой отправили. Всё чики-поки!
Криницын таращит глаза и озирается на нас:
- Мужики! Ну поддержите! Это ведь беспредел!
Зуб поднимается со скамейки и неторопливо выходит наружу.
- Пойдём. В подсобке твои вещи. Заберёшь, - говорит Степной волк в полной тишине.
- Да не, я так... - Криницын заподозрил неладное. - В общем-то... Хотя нет. Идём! - лицо его искажается решительной злобой.
Банщик выходит.
Криницым мнется пару секунд, натягивает трусы-парашюты и следует за ним. На выходе, не оборачиваясь, он делает нам знак - Рот Фронт!
- Совсем ебанулся, - роняет Ситников.


Полностью тут http://antikazarma.ru/kirzach2/1.html

[UGO]

Ihar,
Отличный рассказ! Как большой поклонник жанра легкой (да, в общем-то любой) фантастики заявляю, что он бы сделал честь любому подобному сборнику или глянцевому журналу и по задумке и по исполнению. Но прав и Stoubur – сама идея настолько интересна, что транжирить ее на короткий рассказик с оригинальной, но неожиданно быстрой концовкой достойно большого мастера, учитывая, что подобных идей у него навалом. Лично мне бы хотелось, чтобы этот рассказ был лишь первой частью хотя бы повести о судьбах разных людей, вкусивших «обмена».

[Ihar]

Рискну продолжить пост №136
(Игорь, спасибо).

Петрович

Петровича вывел из задумчивости жалобный короткий звук тормозящего грузовика и последующего глухого удара. Он даже не вскинул голову, чтобы взглянуть на дорогу. И так понятно. Спокойно сделал две длинных затяжки опостылевшего Винстона, тягуче сплюнул под ноги и, повинуясь гиппократовой клятве, подошёл к обочине. Так и есть, на асфальте раскинулся этот странный мужичонка с повадками школьника. Петровичу уже ни к чему было применять свои профессиональные навыки реанимации, и он достал мобильник, со вздохом набрав телефон МЧС. Пока автоответчик предлагал подождать соединения с оператором, доктор с сожалением наблюдал за бледным, как простыня, водителем, который зачем-то прикрывал ладонью брешь в черепе пострадавшего. И за облезлым котом, который невозмутимо лакал из свежей бордовой лужицы.

Доложив о происшествии, Петрович подошёл поближе к кровавой композиции, присел на корточки и увидел в судорожно сжатой ладони пострадавшего два каштана. «Э-хе-хе», он разжал пальцы мужичка и сгрёб зелёные колючие шарики.

Петрович, вставая, охнул. Раньше такого не было: в глазах сначала потемнело, затем серая улица вместе с грузовиком, котом и свежеиспечённым жмуриком сделала несколько кругов, а, после того, как картинка в голове уравновесилась, он почувствовал странную лёгкость и покалывание в конечностях. Взгляд прошёл по испещренной хулиганскими граффити стене и остановился, а не побежал дальше. Растрёпанные, взлохмаченные и сбитые в бесформенный клубок мысли разлеглись по полочкам. Всё ненужное и второстепенное исчезло. Появилось забытое детское ощущение Одного Следующего Дела. Это, когда знаешь, что нужно сделать прямо сейчас, ну, максимум, в течение часа. И когда мозг не зависает по поводу доброго десятка незавершёнок: принять безнадёжного нужного Волоскова, сообщить о просроченном кетгуте, вызвать домой электрика, купить зимнюю резину, найти хвалёного Алена Кара и бросить курить. И прочее, прочее, прочее. Осталось ощущение Одного Следующего Дела, а остальное пространство в голове освободилось для эмоций, движения, оценки только что увиденного. Петрович ощутил себя участвующим непосредственно в этом моменте жизни, а всё остальное облетело, как шевелюра одуванчика.

Петрович забежал в продмаг, купил сладкого йогурта, а, пролетая мимо винно-водочного отдела, остановился, прислушался к ощущениям. Регулярная полторашка Арсенального стояла в батарее коричнево-зелёных близнецов и не возбуждала. «Как я мог забыть, что я сто лет люблю сладкий кефир».

Доктор примчался домой, достал дежурный чемоданчик с инструментами, куда бросил ещё несколько вещиц непонятной классификации. Он извлёк из кармана сегодняшний трофей – два колючих каштана, злобно хихикая, положил их в банку со спиртом, и отправил в чемоданчик к остальным околомедицинским артефактам. Петрович вышел, не позаботившись о том, чтобы закрыть дверь, и направился по давно известному и давно ненавистному адресу.

Рома был негром. Из, в общем-то, небогатой страны африканского континента. Но когда-то молодость, животный апломб, сексуальный задор и небольшие, но постоянные наличные в кармане позволили ему создать о себе репутацию рубахи- парня среди сокурсников и впечатление хорошей партии среди сокурсниц. Куда Петровичу, а тогда - Мишке, было тягаться с этим рельефным темнокожим созданием, при виде которого у доброй половины девок под юбкой становилось мокро? Вот и Варюша свихнулась.
Она познакомилась с Мишкой на первом году учёбы, и к выпускному они подошли параллельными галсами. Четыре года романтических встреч, вечеров, вздохов, остервенелых поцелуев – они знали друг о друге всё, и Мишка Петрович рассчитывал на Варюшу, как на выстраданный и заслуженный приз.
И тут мимо протряс своими бицепсами Рома. Варюша ломалась недолго, и от Мишки Петровича в её памяти осталась крупинка с периодом полураспада три секунды. Лямур-тужур у Ромы и Варюшы был бурным, но длился не дольше месяца. Поскольку успешный негр ринулся покорять новые рубежи сексуального олимпа, Варюша осталась ни с чем. Только вот и к Мишке Петровичу возвратиться не смогла. Отчасти потому, что совестно было, отчасти потому, что Мишкины затяжные поцелуи не шли в сравнение с… ну, понятно, какими умениями сволочи Ромы. В итоге, девчонка стала бабой, и, как знамя, понесла передковую лёгкость через всю свою жизнь.

А Петрович, как начал кусать локти тогда, так до сих пор и ходит с покусанными. Варюша осталась той, кто светил ему все прошедшие двадцать лет, как, впрочем, и той, образ которой долгими холостяцкими вечерами позволял сбрасывать излишки из организма.
И сейчас он шёл разобраться с виновником, укравшим у него то, что принадлежало по праву ему. Ну и что, что прошло столько времени? Ну и что, что и у самого рыльце в пушку? Сейчас, внезапно, у Петровича появилось ощущение Одного Следующего Дела, как у пацана. Очень даже понятно, что следует предпринять, ничто этому не мешает, и от этого хорошо.
Рома обитал почти в центре города, правда, в хрущёвке: зарплаты кмна, даже вкупе с выплатами по подработкам в медцентрах, не хватало на то, чтобы практикующему негру-дерматовенерологу подсобирать на обмен с улучшением жилищных условий. Дверь неплотно прилегала к косяку, Петрович поднёс огонёк зажигалки к щели и удовлетворённо кивнул, отметив входящий поток. Он достал из чемоданчика баллончик, просунул мягкую трубочку в узкую щель и нажал на клапан. Даже мысли не возникало, что кто-то может выйти на площадку, пройти по лестнице. Как мальчишка, ей Богу! «Думаю, хватит»,- Петрович упрятал полупустой баллончик в портфель и поднялся на пролёт к окошку, на ходу поджигая сигаретку. На дворовой площадке пацаны месили грязь, гоняя мяч. Мужчина тихо запричитал: «Ну, ну, чёрт, давай же, есть!»
Петрович достал из сумочки разводной ключ, спустился к двери и, ловко провернув примитивный кнопочный замок, спокойно вошёл в невкусную внутренность Роминого жилища. Доктор протиснулся между табуреткой, на которой прикорнул Рома, и плитой, чтобы открыть окно и проветрить квартиру. В других комнатах было пусто. В смысле, никого больше. И по-холостяцки пустовато, в смысле, дорогая акустика, плазма, носки, бутылки, окурки.
Петрович вернулся к клиенту и с неимоверным трудом взгромоздил его на кухонный стол. В таких условиях соблюсти стерильность было невозможно, поэтому Петрович и не упирался. Стянув с Ромы штаны и пованивающие трусы, доктор промыл ему промежность большим, смоченным спиртом, тампоном. Принёс из ванной Ромину бритву и побрил ему мошонку. Ещё прошёлся спиртом. Он делал всё спокойно, как Петрович, всякого повидавший хирург. Но, в то же время, и как Мишка, с душевным подъёмом, возбуждённый представившейся возможностью восстановить статус-кво, наказав соперника.
Он ловким движением раскроил скальпелем мошонку пациента, извлёк яички, перевязал сосуды и навсегда отделил мужскую гордость от её обладателя. В освободившееся место обильно сыпанул порошкового антибиотика и, достав их из заветной баночки со спиртом, вложил два колючих каштана. Петрович наложил аккуратный косметический шов, упрятав кетгут внутрь – зря, конечно, но захотелось вот такой последний мазок сделать. После этого он перетащил Рому в кровать, вколол ему дополнительно лошадиную дозу антибиотика. «Поживи чуток, помучайся». Доктор убедился, что рана почти не кровоточит, но на всякий случай принёс из холодильника пакет с пельменями и уложил его прооперированному между ног. Петрович отошёл на два шага, как художник, прищурил глаза: «Картина маслом»,- и, собрав свой скарб, бодро направился к выходу.
Выйдя на площадку, он лихо ворвался в игру пацанов и с разбегу засадил по мячу. Не рассчитал. Мяч пролетел мимо ворот и смачно стукнулся о тонированное водительское стекло припаркованного дорогого автомобиля. «Упс!»- Петрович бросился за мячиком, чтобы вернуть его мальчишкам и отправиться по своему Следующему Одному Делу. Но водительское стекло пострадавшего авто опустилось на пять сантиметров, и темнота плюнула в Петровича кусочком свинца. «Достало лоховьё»,- процедила темнота сквозь зубы и плавно укатила прочь.
Мальчишки продолжили игру в футбол, поглядывая в сторону споткнувшегося дяденьки. У каждого из них на сегодня было всего Одно Следующее Дело, которое вполне могло подождать окончания матча.

09 11 2008

[Домосед]

2 Ihar
Отличный рассказ! Ждем продолжения про судьбу негра с каштанами... :)))))